Донецк от первого лица
Ну что ж, побывал я сегодня в нашей ОДА в Донецке.
Пошёл туда с другом, вместе веселее, и честно, было не так страшно там находиться.
Только свернув с проспекта на бульвар Пушкина, где была
администрация, мы сразу услыхали раскатистые речёвки, которые произносил кто–то через мегафон. Голос надрывно вещал:
—...наши молодцы, наши беркутята погибли десятками в Киеве! И сегодня, Донецк, мы собрались здесь, потому что мы народ! Мы Донецк! Мы стоим здесь, чтобы неонацисты в Киеве тоже поняли, что у нас есть зубы!
Пройдя чуть дальше, нас окликнули двое. Сначала я решил, что это силовики.
— Э! Слышь! Э! Пацаны! Дайте попить, – один из них заметил бутылку "кока–колы" у меня в руке. Они были одеты в камуфляжную форму, бронежилеты и каски. Протягивая ему бутылку я спросил:
— Ну как тут дела?
— Будем стоять до последней крррови! – отрыгивая ответил тот, который попросил попить. На груди я заметил у него георгиевскую ленту.
— Понятно.. – произнёс я, и потянул друга к зданию администрации.
Людей было человек пятьсот–шестьсот. Мы подошли ближе. На ступеньках стояли лавочки и стулья, на них сидели пожилые люди с триколорами в руках. Свободных мест не было. Выше на ступеньках стояла аппаратура и, большие динамики.
— Отойди! – меня оттолкнула с места какая–то женщина. Сюда несли стол.
— Давайте! Все сюда! Все! Здесь будем это.. Подписи здесь! – стала собирать женщина людей к столу, положив на него какой–то листок, — Референдум!
Стол тут же обступили.
Подойдя к самому входу в здание, мы увидели, что вход справа заблокирован двумя грузовыми машинами а слева сооружена баррикада из автомобильных шин. Устремившись в зазор между ними мы натолкнулись на очередь.
Причиной затора была еще одна баррикада, уже из столов и стульев сваленных в кучу. Оставили лишь один просвет, шириной сантиметров 60–70, чтобы можно было пройти только по одному.
Очередь не двигалась, оттуда выходили люди в масках, со щитами и дубинками. Их было десятка четыре.
Наконец пробравшись внутрь мы увидели внутреннюю обстановку.За неполный день, который администрация находилась в руках митингующих, там успели выбить кое–где стёкла, натащить туда деревянных поддонов и покрышек (интересно зачем?) также было много мусора и грязи. Обыкновенной грязи с улицы, хотя снаружи уже где–то
неделю как сухо. Пройдя дальше мы увидели причину этого месива: повсюду были протянуты пожарные рукава, и из них текло. Практически все обитатели скрывали лица. Возле стены рядком стояли коктейли Молотова.
Кое–где двери были забаррикадированы. Еще коридор вглубь здания, и как мы позже увидели, на лестничном проеме, ведущим на третий этаж, были перекрыты неопрятными железными щитами. Их происхождения для меня было загадкой.
На втором этаже было еще грязнее, т.к. окно использовалось в качестве двери на крышу входа в администрацию. Попытавшись пробраться туда, нас остановили:
— Никому не заходить за это... за пожарный рукав! Заходить можно только журналистам! – рыкнул кто–то у меня над ухом. Это был
немаленьких размеров некто в балаклаве и палкой в руках. Немножко задержавшись, и сказав "Хорошо–хорошо", я попытался разглядеть этих самых журналистов. Они стояли, облокотившись на стену, рядом стояли камеры на штативах и лежали микрофоны. На микрофонах я увидел буквы НТВ. Мы вернулись в коридор.
— Подожди меня здесь, — сказал я другу и нырнул в уборную. Пока я созерцал потолок в кабинке, в туалет зашли.
—...вот эти мешки с бумагой резаной, ага, — сказал чей–то голос, — если переть будут, то мы нах#й подожжём их и сверху кидать будем, епт.
Второй голос с ним согласился. Поспешно справив дела я выскочил обратно в коридор. Урук–хаи остались в туалете. Мы прошли чуть дальше по коридору и вошли в фойе. Там был медпункт, стояла девочка с красным крестом на руке, далее были раскладушки, повсюду одноразовые стаканы с чаем из импровизированного буфета на первом этаже. В конце
следующего коридора стояла группа людей в масках и негромко что–то обсуждала. Кто–то сурово покосился на нас. Поняв, что делать более нам здесь нечего, мы приняли решение отсюда ретироваться.
На улице я наступил на нарисованные краской письмена и тут же был согнан ретивым дядькой:
— А ну иди отсюда! Затопчут до утра все!
Письмена гласили "ЮЛЕ — ТЮРЬМА", "ФАШИЗМ НЕ ПРОЙДЕТ", "РОССИЯ", "КРЫМ". Это уже было чересчур и я решил
что наше путешествие подошло к концу.
Придя домой мне почему–то захотелось помыться.
Россияне ненавидят вещи, которых никогда не видели — свободу, демократию, честные выборы, смену власти, правосудие и Америку.
Комментариев нет:
Отправить комментарий